Высокие чувства по низким ценам [= Иудино племя ] - Татьяна Рябинина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Света посмотрела на него с тревогой.
- Осторожнее, хорошо? – шепнула она.
В густой чернильной темноте не было видно ни тропинки, ни речки. Костя с фонариком шел впереди, за ним гуськом – Алексей и Вадик. Никита двигался в арьергарде, светя по сторонам вторым фонариком. Колокол смолк, едва только они вышли из дома. «Все равно пойдем!» - безапелляционно заявил Алексей.
Но не успели они пройти и сотню метров, как услышали позади топот.
- Подождите!
Спотыкаясь, путаясь в подоле длинного платья, за ними бежала Галина.
- Я взяла вторые ключи. Они ведь у бабки хранятся. Ох, как же я ее ненавижу.
Никита подумал, что в устах добропорядочной христианки подобная сентенция звучит, мягко говоря, странновато, но промолчал.
Казалось, они идут вдоль реки уже целую вечность. Может, мы в темноте уже прошли мимо, испугался Никита, но тут же справа надвинулась темная громада холма. Никита поднял руку с фонариком, и в его луче блеснули кресты на главках.
Все так же гуськом они поднялись по тропинке и подошли к часовне. На ее двери все так же висел замок. На двери сторожки – тоже.
- Смылся, гад! – выругался Алексей. – Зря перлись. А может, и не было никого? Может, это ветер?
- Какой еще ветер?! – возмутилась Галя. – Ты колокол-то в глаза видел?
- По-моему, это все-таки был погребальный звон, - пробормотал себе под нос Никита. В темноте он не мог видеть Галиного лица, но на что угодно готов был спорить, что его перекосила возмущенно-удивленная гримаса: а ты-то откуда знаешь?!
- Дай ключи, - Никита поднялся на крыльцо и подергал маленький квадратный замочек двери, ведущей на колокольню.
Узенькая лестница жалобно поскрипывала под ногами. Двадцать три ступеньки. Он остановился в арке входа, посветил перед собой. Фонарь был довольно слабый, и он крикнул вниз, чтобы принесли второй.
- Ну, что там? – запыхавшийся Вадик пытался заглянуть через его плечо.
- Не прыгай, а то свалишься.
Одним фонариком Никита светил прямо перед собой, на деревянный настил, а другим шарил чуть дальше к стенам. И при этом прикидывал, когда же здесь в последний раз была служба и звонили в колокола. На Троицу? Он не помнил точно, когда день памяти Феодора Стратилата – храмовый праздник. Кажется, в июне, но был ли он в этом году до или после Троицы?
- Галя, - крикнул он, - когда в последний раз служба была?
- 12 июля, - ответила она. – На Петра и Павла.
Так… А сегодня 3 августа. Три недели прошло.
Он еще раз осмотрел звонницу, спустился вниз и защелкнул дужку замка.
- Ну что там? – не выдержал Алексей.
- Можете смеяться, но в колокола никто не звонил. Разве что Карлсон.
- Не понял! Что за хохма?
- Объясняю. Петрович ваш наверху, наверно, вообще ни разу не убирал. Проемы высоко от пола, поэтому пыль плотно садится. От входа до середины звонницы протоптана дорожка, там грязи и пыли меньше. Но она все равно есть. Как раз столько, сколько должно осесть недели за три. Если бы сейчас кто-то поднимался наверх и звонил, были бы свежие следы. Только и всего. Может, это из какой-то другой церкви ветер донес?
- Здесь километров за тридцать никакой другой церкви нет, - возразила Галина. – А то и за сорок.
- Что-то мне, ребята, не по себе, - поежился Вадик. – Я в Англии был в одном аббатстве, там водятся привидения и тоже звонят в колокола.
- Да не пошел бы ты в задницу, - не слишком уверенно предложил Алексей. – И без тебя весело.
- Смотрите! – прошептал Костя, показывая на окно часовни.
Никита обернулся, и ему показалось, словно там что-то блеснуло. Он отвел в сторону оба фонаря, которые по-прежнему держал в руках, и увидел, что в окне действительно дрожит слабенький, мерцающий свет.
- Мамочки! – с ужасом выдохнула Галина. – Пожар!
Никита потянул носом – дымом не пахло. Ключ никак не хотел влезать в замок, наконец что-то клацнуло. Скрипнув, открылась дверь. Он первым зашел в притвор и остолбенел. Галина налетела на него, выглянула из-за плеча, ахнула, закрестилась – часто и суетливо.
Посреди часовни на аналое лежала большая икона, а перед ней на круглом подсвечнике горели девять больших восковых свечей.
- Ничего не понимаю, - растерянно протянул Вадик. – В колокола никто не звонил, свечи никто не зажигал. Или зажигал?
- Нет! – с истерической ноткой выкрикнула Галина. – Никто не звонил и никто не зажигал. Вы что все, сбрендили? Если бы свечи горели раньше, мы бы увидели свет в окне, когда поднимались от реки. И потом, смотрите! – она вырвала у Никиты один фонарь, бросилась к свечному ящику у входа и достала длинную, толстую свечу. Подскочила к подсвечнику и поставила ее в чашечку рядом с горящей. – Видите?
Свечи оплавились всего на пару сантиметров, не больше.
- Они и десяти минут не горят еще! Их зажгли, когда Никита поднимался на колокольню!
- Но это невозможно, - возразил Никита. – Вы же стояли здесь, у крыльца. Подожди-ка! Галя, здесь служат обедню или обедницу?
- Обедню, - она даже забыла, что должна надуть щеки («Что бы ты понимал!»).
- Значит, есть алтарь и престол. А из алтаря обычно делают выход через ризницу во двор.
Он вышел и, подсвечивая себе фонариком, отправился вокруг часовни к выходу из алтаря. Что-то порскнуло из-под ног, кузнечики испуганно замолкали, чтобы тут же продолжить свои арии в другом месте. Вот и маленькое, отчаянно скрипучее крылечко в две ступеньки, узенькая дверь. А на двери – небольшой замок с тонкой дужкой. Тонкий и ровный слой пыли на нем слегка серебрился в свете фонаря.
- Нет, через алтарь никто зайти не мог, - Никита вернулся обратно в часовню, где Галина, послюнив пальцы, гасила свечи. – Замок пыльный. А решетки на окнах целые.
- Жаль, что ты не посмотрел на этот замок, - вздохнул Костя. – Может, и в эту дверь никто не заходил, а?
- Заходил, только не сейчас, - они вышли во двор, и Никита рассказал, как хотел попасть в часовню, как ходил к Петровичу за ключами, о «встрече» в лесу и о грязи на крыльце.
- Но свечи-то! Свечи зажгли только сейчас! – голос Галины едва не срывался на крик.
- Здесь нет подвала или люка с купола?
- Нет!
- Но ведь может быть и так, что действительно никто не заходил, - с нажимом повторил Костя и выразительно посмотрел на Галю. – Я думаю, мы не должны никому об этом говорить. Скажем, что Петрович по пьяни звонил. А про свечи вообще говорить не будем.
- С какой радости? – вскинулась Галина и вдруг осеклась. – Ты хочешь сказать?..
- Именно это я и хочу сказать. Ты правильно поняла.